Все персонажи и события вымышлены, а любые совпадения случайны...

Наверное, каждый, кто неравнодушен к огнестрельному оружию, если отмотает назад все десятки и сотни тысяч произведенных выстрелов, сможет вспомнить тот первый свой выстрел, превративший его из диванного теоретика в «сурового покорителя звездных меридиан и прочего галактического продукта».

Для выпускника педагогического колледжа оружие должно быть чем-то противоестественным и чуждым, но почему-то оно всегда вызывало у меня живой интерес и внутренний трепет. И вот, проскитавшись по десятку ничем не примечательных рабочих мест, я волей судьбы оказался на должности продавца в небольшом охотничьем магазине. На тот момент в моем арсенале был небольшой набор пневматики и внушительная подборка справочной литературы о стрелковом оружии. О том, что гладкоствольное ружье может стрелять пулей, я с удивлением узнал за несколько дней до официального трудоустройства.

Поверить своему счастью я не мог. Первые месяцы при получении зарплаты, чувствовался какой-то обман – это же я должен был платить деньги за то, что мог беспрепятственно снимать оружие с витрин, разбирать и изучать его, вживую, не по книгам.

Эйфория длилась достаточно долго (возможно, она и не закончилась, а просто притупилась). Работать на любимой работе, пусть и за копейки, было легко. Это как влюбленность – каждый день готовит новые чудеса, а твой интерес становится только сильнее.

Через пару месяцев я уже уверенно рассуждал с покупателями о достоинствах МР-153, оформлял «Вепри» и мог с закрытыми глазами загнать затворную раму «Сайги», с ее непокорной боевой личинкой, на место одним движением. Появились первые друзья-клиенты, которые заходили просто поболтать и обсудить новинки. Незнакомые люди внимательно слушали мое «экспертное» мнение о характеристиках «Бекасов», Benelli, «Грозах» и «Осах». Казалось, что жизнь удалась.

Однако, было одно обстоятельство, которое нет-нет, а омрачало очередную продажу или мою получасовую лекцию – я никогда не стрелял из огнестрельного оружия и даже понятия не имел о том, как пахнет порох и ощущается отдача. Я каждый раз чувствовал себя самозванцем, аферистом, представляющимся чужим именем. В любой момент обман мог раскрыться, и весь мой дутый авторитет провалился бы в бездну.

На помощь друзей рассчитывать не приходилось. Они были либо совершенно равнодушны к оружию, либо, подобно мне, владели только пневматикой. Доходы не позволяли всерьез рассматривать покупку чего-то дороже отживавших свой век газовых пистолетов. Положение, до определенной степени, представлялось безвыходным.

Как это бывает, ситуацию исправил случай… и заложенное с детства уважение к старшим. В одном здании с магазином находился ведомственный тир, где ежедневно проходили стрельбы аппарата УВД, ОМОНа, СОБРа, таможни и прочих организаций, которым это положено. От УВД стрельбами обычно руководил один веселый подполковник. Он всегда громко и смешно говорил, каламбурил и имел в запасе прибаутку на каждый случай, очень напоминая этим Василия Теркина. В магазин он обычно входил со своей коронной фразой: «Шалом, православные!». От чего я начинал глупо смеяться. Впрочем, я отзывался каким-то безудержным смехом на любую его историю и выглядел, наверное, в глазах окружающих полным идиотом.

Нельзя сказать, что мы сразу подружились, но я с готовностью откликался на его мелкие просьбы, а он щедро делился своим запасам знаний об оружии.

Одним летним днем его стрелки по каким-то причинам не явились на занятие. Подполковник, как деятельный человек, негодовал. Самостоятельно отстреляв очередную серию, он просовывал сияющее лицо в дверь магазина и возмущенным голосом озвучивал новое ругательство в адрес прогульщиков. В тот день у нас тоже было небогато на покупателей, поэтому я праздно слонялся по магазину и радовался этим глупостям.

Свою личную тренировку подполковник закончил довольно скоро, но уходить не спешил. Как опытный офицер, он понимал, что до завершения стрельб еще уйма времени, а возвращаться к начальству раньше положенного срока – дело довольно сомнительное и рисковое. Поэтому, когда в очередной раз он зашел внутрь магазина, то облокотился на прилавок и задорно сказал:

– Алексей, пойдем из ПМа жахнешь!

К такому повороту событий я готов не был и весь мой пафос «оружейного эксперта» улетучился в то же мгновение. Мой робкий отказ не произвел никакого впечатления на бывшего десантника. На ватных ногах я пошел за ним в галерею, в душе ощущая приятное волнение.

На тот момент я уже основательно «нащупался» травматических пистолетов, в частности МР-79-9ТМ, поэтому достаточно уверенно принял в руки разряженный и осмотренный им ПМ. Принял и понял, что до этого мгновения я не держал в руках настоящего оружия. Обманчивое внешнее сходство растворилось под влиянием какой-то магии. Моя ладонь сжимала артефакт, созданный самим Николаем Федоровичем Макаровым – тяжелый, спокойный, уверенный, преданный и сильный пистолет.

Подполковник наблюдал за моей реакцией. Или просто обдумывал, стоит ли такому щеглу давать патроны. Потом, видимо, вспомнил, что не таких учил и запустил программу инструктора. Как малолетнему ребенку он стал объяснять мне, из какой «дырочки выскочит пуля», что нельзя размахивать оружием, что спуск надо выбирать плавно и прочее. Я все это знал, но перебивать его не смел. Терпеливо слушал все инструкции, а сам все ждал пока пистолет снова окажется у меня в руках.

Мы стояли на 25-метровом рубеже. В тире пахло резиной и было видно, как в свете от ламп медленно плавают пылинки. Подполковник добрался до схемы прицеливания, и я со стыдом обнаружил, что не знаю, как правильно обрабатывать прицельные устройства на этой дистанции. С пневматикой все получалось само собой. Я не мог и предположить, насколько это важная часть выстрела. Хват, обработка прицельных устройств и спуска – три кита меткого выстрела. Но мне это только предстояло это узнать.

– Человеческий глаз, – громко и четко говорил подполковник, – не может одновременно держать в фокусе разноудаленные предметы. Поэтому ты не сможешь четко видеть мишень, мушку и целик.

Я знал, что надо держать ровную мушку в прорези целика, но стреляя из пневматики, всегда фокусировал зрение на мишени. Сейчас передо мной висела грудная зеленая мишень №4, а подполковник продолжал:

– Тебе нужно вывести оружие в район прицеливания и видеть ровную мушку в прорези целика. Не зацеливайся и плавно тяни спусковой крючок. Не пытайся подловить оружие на мишени. Оно будет совершать колебания в виде восьмерки, только повернутой на бок. Надо просто выбрать холостой ход, а потом энергично, но без рывков, выбрать рабочий. Только не забывай про ровную мушку. Готов?

Руки у меня вспотели, но подступивший адреналин отрезал все пути отступления. Я кивнул.

– Пробуй вхолостую, – сказал подполковник и протянул мне ПМ. – Держи как птичку.

– В каком смысле? – недоуменно спросил я.

– Чтобы не задушить, но чтобы и не улетела.

Я ничего не понял, но решил разбираться по ходу дела. Как ни странно, руки не дрожали. Пистолет послушно лег в правую ладонь. Про двуручный хват я тогда не знал ничего, поэтому, стоя в пол оборота, полусогнул левую руку в локте, а прямую правую, с пистолетом, положил сверху. Я совместил мушку с целиком, подвел оружие к мишени и потянул за спусковой крючок. Щелчок.

Все действительно было просто. Я повторил алгоритм несколько раз подряд, пока подполковник не сказал остановиться. После чего стал неторопливо набивать патроны в магазин.

Вот тут я осознал, что еще ничего не понял и не прочувствовал. В висках застучало, то ли от напряжения, то ли от волнения, то ли от всего сразу. Подполковник протянул мне магазин с тремя патронами и привычным жестом повернул на голове наушники, которые все это время были на висках. Я попытался сделать то же самое, но из-за стресса забыл положить пистолет.

– Семен Семеныч! – воскликнул он. – Только вот этого не надо! Положи пистолет! Положил? Да не отберу я его! Так. Теперь наушники поправь! Молодец! – несмотря на мой совершенно дурацкий поступок, подполковник был невозмутим и своей решимости дать мне понюхать пороху не оставил.

– Заряжаемся! – очень громко крикнул он у меня над ухом, так что даже через наушники его прекрасно было слышно. Я вставил магазин в пистолет.

– Отводи затвор в крайнее заднее положение. Так. Отпускай! Рукой не сопровождай! – я кожей ощутил, как затвор под действием возвратной пружины катится вперед, к дульному срезу, подхватывает верхний патрон из магазина и, уверенно досылая его в патронник, запирает ствол своей массой. Звук был другой. И пистолет, казалось, ждал именно этого. Я поднял руки к мишени.

– Ровная мушка в прорези целика! – читал подполковник свою мантру. – Видишь мишень?

– Вижу!

– А должен видеть мушку. Выводи оружие в район прицеливания. Так. Мишень должна быть размытой, мушка четкой! Мишень – это большая зеленая корова! – я улыбнулся. – Выбирай спуск, но смотри, сейчас жахнет!

Первый выстрел – это петарда, взорвавшаяся в руке, это испуг, но какой-то радостный, это интерес и восторг. Я не видел, куда попал и попал ли вообще, но я понимал, что у меня есть еще два патрона. Лицо обдало терпким сладким запахом (не знаю, почему его называют кислым). Справа о бетонный пол звякнула теплая гильза.

– Отлично! Давай еще! Стреляем в большую зеленую корову! – кричал мне в ухо подполковник.

Казалось, прошли годы. Три выстрела, но сколько всего изменилось.

Я извлек пустой магазин, осмотрел патронник, произвел контрольный спуск и положил оружие на стойку.

– На рубеж осмотра мишеней! – подполковник опять сдвинул наушники на виски, но продолжал кричать на всю галерею.

Мы подошли к мишени – две десятки и одна восьмерка на семь часов. Учитывая мое напряжение, это казалось чем-то невероятным.

– Зачет сдал, – подвел итог нашему занятию подполковник. – Мишень забери, будешь потом внукам показывать.

Из тира я вышел с единственным желанием вернуться туда снова и с четким пониманием, что оружие – неотъемлемая часть моей жизни.

А мишень, которую я не без гордости повесил дома на стену, через пару лет в клочья изорвал мой только научившийся ходить сын.